Один в поле не воин — в последние времена эта народная мудрость не раз опровергалась деятельным и творческим участием личности. Сколько известно таких непосед, которые сумели серьёзно изменить обычный ход истории. Имя ветковчанина Фёдора Шклярова, создателя местного музея, — как раз из этого ряда.
Одна ветковская дама из местной управленческой элиты в 1970-х годах изрекла ставшую крылатой фразу: «Не было в Ветке музея триста лет, и ещё триста лет не будет». Это был крик души, не отягощённый исторической памятью. Однако, маятник уже возвращался: подобные Шклярову, с природным упорством и житейской смекалкой обходили невежественных кликуш и делали-делали самое важное в жизни. Время показало, что быстрее рассыпалось то, внешне более убедительное, но построенное на песке, здание госсистемы, отрицавшей предшествующую культуру. Не получилось при таком подходе построить культуру будущего. Даже современную и своевременную не удалось определить. И поэтому, подлинным оказалось то, что сумело выжить, благодаря таким, как Шкляров, собирателям и хранителям мировых ценностей. Они относились к одному поколению созидателей: на академическом уровне — Сергей Аверинцев, Юрий Лотман, Никита Толстой, Дмитрий Лихачёв, а на местном, они — многочисленные «чудаки», по меткому определению Василия Шукшина, — хранители местных преданий. Им не нужно было мешать — важное условие существования уникальных личных проектов, но даже если мешали, они умудрялись находить нетривиальные и творческие ответы на вызовы системы. Это было так непохоже на условный рефлекс большинства.
В Шклярове, как в любом человеке, сталкивались разные стихии. В его неудержимости можно было видеть и разрушительное, и созидательное начало. Любовь к земле, к родной Ветковщине, почти физически можно определить в живописных полотнах по пастозным мазкам, чистому цвету, экспрессии. И эта требовательность к выразительности переносилась и на окружающих. Шкляров много давал, но много и требовал. Его беззастенчивость в отношении с начальством сейчас бы дорого обошлась любому руководителю низового звена культуры. Выросший в среде, где умели ценить достоинство и честь, узнавать и развивать в человеке подлинную свободу, при всей конфликтности, Шкляров остро реагировал на стервозность и хамство. Имея такую бурю талантов, страстей и амбиций, он бы всю жизнь мог совершенствоваться и самовыражаться. Но, не был бы он человеком общинной старообрядческой культуры, возможно так и случилось бы. Шкляров же поступил иначе — создал музей, таким образом запрограммировав культурный процесс будущего. Одна из его знаменитых «созидательных» фраз, ставшая девизом особого ветковского отношения к экспонату: «У нас в музее будет не так, как в казённых зданиях» — действует поныне. Вместе с вещью в музей «приходит» и автор. Во всяком случае, мы делаем всё, чтобы узнать о нём, безымянном далёком предке, как можно больше. Поэтому, экспозиция становится «перекличкой» бесчисленных разновременных художественных «голосов» и смыслов.
В музее прекрасно понимают, что человек, воспитанный на высочайших примерах местной художественной культуры, будь то старообрядческая икона, белорусский рушник, старопечатная книга, — не сможет быть орудием посредственности. Собственно, это была основная задача Шклярова — воспитать достойное поколение белорусов. Остаётся она таковой и для нынешнего коллектива созданного им музея.
