В статье «Судьба одного знака. Археология Почепа и современная этнография» мы поставили вопрос о сближении данных археологии и этнографии на региональном уровне, обратившись к сравнению позднезарубинецких глиняных сосудов Верхнего Подесенья [Амброз А.К., 1964, с. 68; Заверняев Ф.М., 1969, с.108] и тканых рушников традиций пограничья Беларуси и России. И те, и другие артефакты содержат знаки-символы. Они считаются индоевропейскими по происхождению и относятся к геометрическому чину, сложившемуся, как полагают, во ІІ–І тыс. до н.э. В древности, вероятно, система ромбов связывалась с образом земли, а разные конфигурации ромба – с множественностью «стадиальных» образов её божеств. Так, ромб с крючками «был символом матери-земли плодоносящей, знаком плодоносящего поля» [Амброз А.К., 1966, с.22]. Варианты косого креста, в том числе и с крючками на концах, возможно, несут «мужское начало» в магии плодородия. Нам известны и белорусские «ромбы с крючками» и «крюки» на пряслицах раннего железного века, синхронных верхнедеснинским находкам (рис. 1: 7–9). Размещение подобных знаков на археологических артефактах не носит орнаментального характера, напоминая, скорее, магическое нанесение символов. Следовательно, в I–II вв. н. э. на указанной территории этот геометрический чин был ещё жив, а символы «имели отношение к идеологии». Далее знаки исчезают с керамики и для периода славянских племён там не известны. Однако, то же «неорнаментальное», асимметричное нанесение геометрических фигур находим на фрагментах узорных тканей из смоленских курганов XI–XIII вв. (рис. 1: 1). Мы не прослеживаем здесь судьбы геометрических знаков в восточнославянской средневековой христианской культуре, хотя, очевидно, это значимый параллельный ряд их развития. Говоря только о глине и тканях, заметим, что «внезапно» геометрические символы возникают на орнаментальных поясках белорусской посуды XVII–XVIII вв., причём оттиски отдельных штампов стремится к повтору асимметричных групп знаков. Возможно, это влияние орнаментации тканых поясков, которыми обрядово опоясывали сосуды, например, в чине свадьбы.
Первоначальное рассмотрение «геометрического чина» с керамики железного века сегодня можно значительно углубить по времени, благодаря дополнительным материалам, среди которых и последние публикации [Березанская С.С., 1982; Буйнов Ю.В., 2006, с. 39–50].
По мнению большинства исследователей, бондарихинская и лебедовская культуры позднего бронзового века имели непосредственное отношение к формированию юхновских древностей эпохи раннего железа. Юхновская культура Подесенья, в свою очередь, сыграла важную роль в генезисе позднезарубинецких памятников I–II вв. н. э. почепского типа. Иными словами, прослеживается как бы генетическая линия развития местной символики, начиная от эпохи бронзы до исторических славян. Известна данная символика в эпоху раннего железа на территории Беларуси и в Прибалтике, что возможно свидетельствует об очень древней её общей подоснове.
Уместно применить лингвистические термины для описания накопленного материала. Так, сумма употреблений геометрических знаков для одной культуры (традиции) представляет их парадигму. Применение разных знаков единого геометрического чина на одном артефакте, сочетание их выступает как синтагма(ы) и может иметь отношение к «высказыванию». Характер этих «знакосочетаний», скорее всего, подобен форме магического заклинания, широко распространённого как в древних памятниках письменности, так и в обрядовом фольклоре. При сравнении разновременных памятников, имеющих вероятность родства и наследственности, такой парадигматический и синтагматический подход позволяет приблизиться к системам «идеологии», представляя их диахроническое развитие через «тексты». Парадигмы и синтагмы знаков сравниваемых памятников приводятся ниже.
Более ранние материалы эпохи бронзы и бондарихинские «синтагмы» сосредоточены на оппозициях косого креста и ромбов без отростков, на сопоставлении таких ромбов, разных по заполнению; Почеп и Синьково дают на разных изделиях: 1) ромбы с отростками и 2) сочетания ромбов с крюковатым ромбом. Однако речь может идти как о развитии и специализации орнамента, так и о разном обрядовом предназначении его композиций, находимых единично и не представляющих подлинных парадигм, утраченных или не обнаруженных.
Так, сопоставление с этнографическими ткацкими традициями показывает, что все виды знаков наличествуют на рушниках и одежде, однако располагаются там в разных местах общей композиции или на разных изделиях одной традиции. Традиция сменять рушники в Красном углу по праздникам и сегодня выделяет два календарных периода: весенний, и урожайный. Ещё один ряд тканых и вышитых предметов обнаруживает чёткое противопоставление по «весеннему» и «урожайному» орнаменту: это женские рубахи. Их семантическая реконструкция показывает, что 1) целые, не раскрещенные ромбы и концентрические ромбы с отростками (возможно, целинные знаки, знаки земли невозделанной и весенних обрядов) – отличаются от 2) ромбов типа «засеянного поля» и крюковатых ромбов урожая (родов) как приметы 1) девичьих и 2) женских рубах. Такую же оппозицию знаков представляют и скатерти. Мы полагаем, что так сохранились композиции орнамента, предназначенного для разных календарных обрядов, а также для обозначения инициационных обрядов разных стадий жизни женщины, уподобленной земле.
Известное нам обрядовое сопровождение земледельческих периодов работ, безусловно, было более значительным в древности. И сегодня говорят, что «зажинает» рожь Богородица (в другом случае – «домовой»). Поэтому обрядовая практика, и, в частности, геометрические формы ритуальных «соломенных» объектов должны привлечь внимание исследователя [Славянские древности, с. 231–232].
Повтор косых крестов с двойными крюками (рис. 1: 11) находим на горшке бондарихинской культуры.Двойными крюками заканчивается цепь косых крестов – ромбов с пряслица днепро-двинской культуры начала н. э.Двойной крюк может иметь соответствие в представлениях о «царь-колосе», двойном колосе-спорыше, до сих пор обладающем магическими свойствами в народной культуре [Славянская мифология, с. 365]. Нанесение этих знаков может быть весенним, плодородным, с уточнением просьбы: о двойнях колосьев. Косой крест с тройными крюкамии утроением линии самого креста (рис. 1: 10) находит обрядовое соответствие в форме изготовления дожиночного креста из четырёх прядей по три колоска в каждой (с. Столбун Ветковского р-на). Косой крест в составе сложной фигуры сопоставлен с косой свастикой в ряду плодородных знаков на ткани XI–XIIIвв. (рис. 1: 1). Кстати, дожиночный крест из Столбуна не дифференцирует направления согнутых колосьев, представляясь то, как свастика, то как крюковатый косой крест – «козёл».
На узорных тканях есть соответствия всем косым крестам археологических артефактов. Простые косые кресты на изделиях эпохи бронзы и на белорусских пряслицах раннего железного века – те же, что на полосах орнамента, приближенных к началу композиции. Таков рушник из Отара Чечерского р-на, который строит дальнейшее развитие композиции на «вселении» этих крестов в знаки засеянного поля [Орнаменты Поднепровья, с. 507, № 149]. Им специально посвящён рушник из Бабич Чечерского р-на [Орнаменты Поднепровья, с. 501, № 130]. Ряды косых крестов – на мережах рубах и скатертей [Навуковыя запіскі Веткаўскага музея… , ил. № 73]. Кроме того, нами зафиксировано троекратное нанесение косого креста на дорогу или дно реки при вызывании дождя [Орнаменты Поднепровья, с. 445, мал. 103].
Косые кресты с одиночными крюками – элемент композиции рушника из Фёдоровки Ветковского р-на. Они выступают в вертикальной цепи, чередуясь с ромбами – знаками засеянного поля (далее – «нивами») [Орнаменты Поднепровья, с. 470, № 39].
Косые кресты с двойными крюками чередуются с глухими ромбами на мережках ритуальных рубах – «сцэльниц» Неглюбской традиции. Они связаны со свадебным чином, обозначая переходные моменты в жизни женщины – невесты и свекрови. Похожие знаки есть и на узорных полосах-«колодках» девичьих рубах [Навуковыя запіскі Веткаўскага музея… , iл. № 72, 80, 81]. Двойные крюки представляют фигуру «кучерявый козёл» в рушниках бобовичской традиции вдоль Ипути и закрепляются в урожайном знаке бабичской традиции по р. Покоти [Орнаменты Поднепровья, № 294, 89, 95, 96].
Таким образом, простые косые кресты археологических композиций соответствуют «начальным фразам» этнографических тканей, акцентируя мужскую, граничную, охранную функцию. Косые кресты с одним и двойным крюком соответствуют аналогичным знакам «весенней» продуцирующей семантики. Размещение их на пряслицах раннего железного века соответствует «начальной» функции прядения в сумме операций изготовления ткани.
Гипотетическое значение, как треугольника, так и ромба – «знак земли вообще, «земной тверди», причём простой ромб – «это символ женского начала в природе. В таком значении он выступает от палеолита до наших дней» [Амброз А.К., 1966, с. 18, 22]. Однако, вхождение треугольников и ромбов в одну парадигму (а в композиции из с. Зубовка – и в одну синтагму), как и разное заполнение обоих знаков, предполагает не только наследование единого смысла (треугольника – ромба), но и развитие его в обособленные значения. Ромбы бондарихинских памятников представляют парадигму: пустые – косоштрихованные – «нивы» – выполненные или заполненные точками («зерновые»). Последние представлены в цепи на керамике бронзового века с территории Ветковского р-на [Орнаменты Поднепровья, с. 436, мал. 93] и в Родном Крае-1. «Зерновой» ромб продолжает на символическом уровне семантику более ранних сосудов, полностью покрытых точечным орнаментом [Березанская С.С., 1982, рис.18: 12]. Символика полного вполне соответствует сплошной цепи «зерновых» ромбов, при том, что эти фигуры идут по верхней части сосудов. Сочетание тройного косого крюковатого креста и «полного» ромба также может иметь продуцирующий смысл, соответственный подблюдной песне «на богатство»: «Ещё ищет Никола неполного… Ещё хочет Никола дополнити… » [Успенский Б.А., 1982, с. 72]. Христианский «наследник» языческого Велеса, ответственного за сырое зерно и золото, вполне может продолжать глубинную магическую «фразу». Пара знаков напоминает и об обычае класть дожиночный крест в севалку с зерном, добавляя при севе зёрна из креста в посевное зерно.
Сравнение треугольников и ромбов, выполненных точками в виде «гроздей» с контурными «зерновыми» ромбами (рис. 1: 10, 13, 15), обращает наше внимание на стихийность «неизмеренного», н-р, образы множественности – капли дождя, семена, грозди ягод. Древней оказывается аналогия «дождь – семена» в обычае вызывать дождь, сыпля в колодец «неисчислимые» зернышки дикого («глухого») мака. В контурном «зерновом» ромбе актуализируется характерное для ромба-земли-женщины значение ёмкости, вместилища, «места». Ряд обрядовых объектов реализуют одну и ту же мысль о возвращении божественной «неисчислимости» зёрнам собранного урожая: сосуды с зерном, севалки с зерном в обрядах, известные с античности обряды «всезерния», вообще, ритуальные каши родильного, свадебного, похоронного и урожайного циклов…
Сочетание пустого и «зернового» ромбов в центральной полосе орнамента на горшке из Зубовки (рис. 1: 17), между архаичных косоштрихованных треугольников, может передавать просьбу о должном заполнении пустого.
Излюблены для бронзового века косоштрихованные треугольники. В культовом миниатюрном сосуде их ряд образует «ворота» в «нижний мир» (рис. 1: 19). Иногда симметричное расположение по обеим сторонам «дорожки» стремится к сумме верхнего и нижнего треугольников, как ромбу, только разделённому этой межой. Они продолжают свою жизнь и в бондарихинских артефактах, и в Юхновской культуре, причём в последней исследователь прослеживает их «женскую» семантику [Левенок В.П., 1963, с. 87]. Они же – в вертикальном варианте – в композиции из Синькова. В композициях из Зубовки малые треугольники-«крыши» лежат на полосе сверху, вниз же развиваются большие треугольники с разным заполнением, что показывает сохранение или развитие особого смысла. Половинки ромбических фигур, а затем их полные формы в основных полосах композиции – характернейшая черта рушников Бабичской традиции [Орнаменты Поднепровья, с. 487, № 90 и далее]. Горизонтальные полосы-пояски (по терминологии ткачих, «колодки» и «дорожки») с древнейших времён выступают границами ярусов мира, находя продолжение в основах композиции орнамента. Она может наследовать и семантические потенции: треугольник с «небесной межи», обращённый вниз, символизирует небесное начало плодородия, обратный ему – земное. В аналогичной позиции (верхняя полоса) на рушниках изображаются знаки и «действия» начала (соединения мужских и женских знаков, семян и т. д., включая и знаки воды, огня).
Половинные цепи, треугольники как части плодородных знаков-ромбов – характерная черта композиции вышивок вдоль соединительных швов в одежде. Анализ состава знаков обнаруживает здесь преимущество хтонических символов. Это вполне характерно, если считать тождественной символику швов и дорог, «раскосов и раскресов», ибо и в ткани, и на местности мы имеем дело с «разодранным», нарушением целостности, активизацией хтонического начала мира, и – последующими операциями «соединения», с обращением к знакам представителей этого хтонического, включая и свойство половинного, нецелого, косого и кривого (например, зигзаг).
Таким образом, все эти архаичнейшие черты могли относиться и к косоштрихованным треугольникам эпохи бронзы и к их наследникам, в т. ч., и к косой штриховке ромбов – как объекта уже иной «планировки». Тем более, что «периодом возникновения» подобных символов признаётся «период раннего производящего хозяйства, период стихийно-демонического мировоззрения», когда сложилось космогоническое представление «о матери-земле как основе всего сущего и об её мужском спутнике и супруге» [Амброз А.К., 1966, с. 23].
Культовый сосуд эпохи бронзы с Северной Украины строит двухъярусную композицию, где нижний ряд составляют косоштрихованные ромбы, в верхнем ряду они же фланкируют шестилепестковую розетку с солярным и плодородным смыслом (рис. 1: 21). Сосуд, возможно, был предназначен для весеннего обряда «пробуждения земли». Видимый фрагмент композиции из Родного Края-1 – три косоштрихованных ромба с противопоставленным им «зерновым» ромбом (рис. 1: 12). Тройное обращение к символу земли хтонической с «выводом» ромба, наполненного зерном, не кажется случайностью.
Ещё одна композиция из поселения Родной Край-1 – «двойная фраза» (рис. 1: 12). Знаки первой: ромб-«нива» предшествует особому «глухому» косому кресту, за которым следует возвращённая в хтоническое и дикое состояние земля. Аналоги «заполненного», «закрытого»(?) косого креста на этнографических тканях обычно также разделяют символы земли (чаще всего «девственной», нераспаханной) [Навуковыя запіскі Веткаўскага музея… , iл. № 61, 62, 79]. Археологический памятник, возможно, позволяет понять смысловую разницу в двух видах разделителей-«козлов» этнографических тканей. Ранее мы считали их декоративным развитием исходного косого креста. Однако теперь «закрытость» косых крестов проясняется как важный семантический признак: отсутствие взаимодействия с ромбами. При повторе в полосе орнамента возникает тема: защита и укрытие ромбических фигур, образ помещения (одно из местных названий таких знаков – «столпцы»). Обрядовый аналог – осеннее «замыкание» земли.Символический –нахождение в «нижней» части мира и года.
Вторая «фраза» бондарихинского памятника (рис. 1: 10) соединяет ромбы в обратном порядке: от хтонического и дикого – к засеянному. Она продолжает первую, это – весеннее «пробуждение» земли и сев. Во всяком случае, оба периода отмечены обрядами весьма древнего происхождения. «Синтагма» ромбов – древнее явление. Так, цепи из пяти ромбических знаков представлены на керамике эпохи средней бронзы Северной Украины [Березанская С.С., 1982, с. 187, рис. 72, 9, 10]. Разное заполнение ромбов говорит о том, что «орнамент» исполнен семантики и о том, что «речь идёт» о вхождении в символы земли «мужских» символов и знаков семян. Такими представляются косые (большие и малые) кресты и точки-семена, ромбики-зёрна, а также левые свастики. Семь разных заполнений ромбов представляют три группы значений. Первая – три варианта знака «засеянного поля». Это, во-первых, заполнение клеток раскрещенного ромба крестообразными группами четырёх точек (они же – и на других сосудах: 1) целый ряд над пояском, 2) между косоштрихованными треугольниками как бы «входят» в землю). В этнографических тканях сходную функцию выполняют маленькие прямые крестики-«верябьи». Возможно, к значению «сева» здесь добавляется семантика креста как огня (начала жизни?). В первой цепи последний, «итоговый» ромб – то же «засеянное поле», но с большими ромбиками внутри клеток, возможно, полный зёрен. Первый ромб второй цепи подтверждает важность особой семантики: в нём – три маленьких крестика и один ромбик-«зерно». Вторая группа – ромбы со свастическими знаками внутри, с мужской и плодородной семантикой «блага». Третья группа – «неполные», «косые» знаки внутри ромбов. В обоих случаях они занимают центральные позиции, деля композицию на две части. Возможно, так делятся фазы посева и созревания. Сочетание ромбов-«засеянных полей» и ромба со свастикой в позиции между ними – в археологической ткани из Дорогобужского р-на Смоленской области [Левинсон-Нечаева М.Н., 1959, рис. 10].
Косоштрихованные ромбы с отростками (рис. 1: 3) – тема орнамента горшка почепской культуры из Синькова. Посвящение сосуда символу весенней земли соответствует подобному орнаменту на «девичьих» композициях этнографических узорных тканей. На тканях из смоленских курганов также есть ромбики с отростками. Впрочем, своеобразие знаков на почепской керамике может ставить их в ряд символики и проросших семян… Солод – в высшей мере ритуален. Следует вспомнить, что варка пива, по этнографическим материалам, посвящается Никольскому празднику.
В парадигму ромбических знаков в Синькове входят ещё косоштрихованные ромбы (суммы треугольников) и два вида крюковатых ромбов – так называемых символов земли урожайной, плодоносящей, божества спелого поля. Ранее мы предположили, что наличие «урожайных знаков» с «культурной» и «хтонической» сердцевиной напоминает обрядовое различение и противопоставление озимой ржаной нивы и яровой пшеничной, упомянув и белорусское: “жыта – дзеўка, пшаніца – маладзіца”. Возможно, озимая ржаная нива имеет признаки нового возрождения из зимы – смерти и, вследствие этого, символическое обновление девственности. Известно, что зарубинцы знали и пшеницу, и рожь. В регионе порубежья Гомельской и Брянской областей именно в ржаном поле проходят и весенний обряд “Стрела”, и обряды периода жатвы.
Два рожаничных (урожайных) знака, один из которых – загадочный “девственный” крюковатый ромб с косой штриховкой, соприсутствуют в синьковском археологическом артефакте в одной цепи. Знаки из Почепа – ромбы с вертикально расположенными крюками (условно “орлы”) также имеют косоштрихованную середину. Это обращает наше внимание на противопоставление двух систем ромбических знаков. Есть раскрещенные ромбы и “целые”. Причём последние – либо с “косыми” элементами внутри (косая штриховка, косые свастики), либо концентрические (в кругу нашего материала они сочетаются со свастикой на культовых сосудах эпохи бронзы (рис. 1: 20, 22). Сходство «целых ромбов», возможно, в том, что они продолжают и разнообразят «стихийную» символику. В рушниках это подтверждается тем, что нерасчленённый, концентрический «тёмный» ромб имеет «стихийные», «хтонические» варианты местных названий: «глуховка», «глухая», «глухая-слепая» [Орнаменты Поднепровья, с. 73–163]. Концентрические и раскрещенные ромбы присутствуют и на ткани XI–XIIIвв., и на керамике XVII–XVIIIвв.По нашим “ткацким” традициям известны все их “стадии”: простые, с отростками, крюковатые. Иногда мы находим парадигму в одной и той же традиции рушников (неглюбская, бабичская, бобовичская). Есть рушники, сопоставляющие, подобно синьковской цепи, оба вида урожайных крюковатых ромбов в одной композиции (правда, они размещены по разным полосам орнамента, при возможности “календарного” прочтения). Следует добавить и развитие в тканых узорах разных “девственных” форм ромба, а, следовательно, и соответствующей символики. Так, именно в бабичской традиции закрепляется в качестве урожайного крюковатый ромб с шестилепестковым цветком внутри. Его местное название “болонка” подчёркивает значение “болого-полого”, белого, девственного [Орнаменты Поднепровья, с. 489, №№ 95, 96]. В междуречье Сожа – Ипути сохраняется простой ромб с косым свастическим элементом внутри, условно называемым нами “птичкой”. Он противопоставлен крюковатому раскрещенному ромбу. Последний знак разделён не косым крестом, а диагональной решёткой на девять клеток – так же, как в Синьково. Традиции рушников сохраняют обе ветви развития “культурных” ромбов. Так, именно в сторону Ипути увеличивается “дробность” деления ромбов.
Проведенное нами сравнение археологических памятниковс привлечением аналогов этнографических материалов может способствовать переводу исследований на новый уровень: с фиксации совпадающих отдельных знаков – к рассмотрению их “синтагм”. При этом региональный принцип привлечения материалов и использование памятников, связанных возможностью исторического развития, предполагает и преемственность символических значений в их “геометрических текстах”.
Амброз А.К. К истории Верхнего Подесенья в Iтысячелетии н. э. // СА – М., 1964. – № 1, с. 56–71.
Амброз А.К. Раннеземледельческий культовый символ («ромб с крючками») // СА – М., 1966. – № 3, с. 14–24.
Орнаменты Поднепровья. – Мн., 2004.
Березанская С.С. Северная Украина в эпоху бронзы. – Киев, 1982.
Богаевский Б.Л. Земледельческая религия Афин. І. – Пгр., 1916.
Буйнов Ю.В. К вопросу об исторических судьбах племён бондарихинской культуры // РА – М., 2006. – №2, с. 39–50.
Заверняев Ф.М. Почепское селище // Новые данные о зарубинецкой культуре в Поднепровье. – МИА. – М., 1969. – № 160, с.88–118.
Левенок В.П. Юхновская культура (её происхождение и развитие) // СА. – М., 1963. – №. 2, с. 79–96.
Левинсон-Нечаева М.Н. Ткачество // Труды ГИМ. Вып. 33. – М., 1959.
Навуковыя запіскіВетковского музея народного творчества. – Гомель, 2004.
Славянская мифология. – М., 1995.
Славянские древности. – М., 1995.
Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. – М., 1982.
Шмидт Е.А. Курганы XI– XIIIвв. у дер. Харлапово в Смоленском Поднепровье // Материалы по изучению Смоленской области. Вып. 2. – Смоленск, 1957.
Список сокращений
МИА – Материалы по археологии СССР
РА – Российская археология
СА – Советская археология
Рис. 1. Геометрические знаки эпохи бронзы – средневековья из Поднепровья и сопредельных территорий. 1 - геометрические фигуры на фрагментах узорных тканей из смоленских курганов XI–XIIIвв. (по Е.А. Шмидту); 2–5 – памятники почепского типа I–II вв. н. э. (по А.К. Амброзу и Ф.М. Заверняеву); 6 – городище Торфель (по Е.И. Горюновой); 7–9 – памятники эпохи раннего железа Беларуси (по А.И. Дробушевскому, А.А. Метельскому и В.И. Шадыро); 10–13 – памятники бондарихинского круга (по Ю.В. Буйнову); 14–22 – памятники бронзового века Южной Беларуси и Северной Украины (по И.И. Артеменко и С.С. Березанской).
Дробушевский А.И., Нечаева Г.Г.
Опубликовано: Дробушевский А.И. Нечаева Г.Г. Ромбы "целинные" и "засеянные". Геометрический чин знаков в археологических и этнографических памятниках // Деснинские древности. Материалы межгосударственной научной конференции, посвященной памяти Ф.М. Заверняева. – Вып. 5. – Брянск, 2008. – С. 24–33.
